Война - существительное множественного числа: нет семьи, которой бы не коснулось ее дыхание. Потому-то Великая Отечественная война еще долго будет восприниматься не просто как часть исторической хронологии или строчка энциклопедии. Такой уж была война, что, кажется, дымы ее все еще стелются над землею.

Вторжение, которому более полувека, произошло не только внутрь страны, когда не успевали закрашивать карту черным. Оно проникло в наши души, оставив в них неизгладимый след. Вторжение все еще длится во времени. Так закончилась ли впрямь та война, одержана ли в ней победа, и скоро ли начнется настоящее «послевоенное время», если вместо желанного покоя, благополучия, народы наши оказались вымотаны духовно, разорены экономически? Те, кто вторгся в наши пределы в 1941 году, потерпев затем сокрушительное поражение, нашли в себе силы затем подняться после разгрома, извлечь уроки из истории, отказаться от фашистского тоталитаризма, переосмыслить идею реваншизма, как гибельную для немецкой нации , и, наконец создать богатое, открытое для мира демократическое общество.

В честь великой победы строятся триумфальные арки, гремят парады, звенят фанфары, но эта победа должна дать нам и урок: ненависть не может долго оставаться в человеке. И на пороге третьего тысячелетия необходимо задуматься, что история развивается по спирали, отзвук многих сегодняшних наших проблем - в военных сороковых. Поэтому для нас остается важным правдивое освещение всех вопросов Великой  Отечественной войны, зная, что в сталинскую и брежневскую эпохи история Великой Отечественной войны фальсифицировалась в угоду этим правителям.

Исследования Великой Отечественной войны. Обзор

1418 дней длилась война - война, потребовавшая чрезвычайного напряжения сил. Бесспорным является главный вклад СССР в разгром фашизма, бесспорно историческое значение победы. Она определила дальнейшее развитие всего человечества. Эти истины приняты ныне мировой научной литературой. Другое дело - непомерно высокая цена этой победы и связанные с ней теневые стороны военной истории. До последних лет простое упоминание о них относили к разряду фальсификаций. Однако видеть в войне лишь ее героическую сторону и закрывать глаза на остальное было бы тоже фальсификацией. История второй мировой и Великой Отечественной войн стала ныне полем небывало острой борьбы мнений авторов научных, мемуарных, публицистических и художественных произведений различных направлений. Можно видеть противоборство привычных представлений о войне с новыми, более достоверными знаниями о прошлом.

Война не может быть оценена однозначно. Великая победа – результат не только разгрома жестоких захватчиков, но и одновременно преодоления пагубного воздействия ничем не оправданных массовых репрессий, просчетов в хозяйственном и оборонном строительстве, принудительного труда миллионов, ошибочной оценки противника и его намерений, за всем этим стояло некомпетентное руководство со стороны Сталина и многих его ставленников. Все это потребовало от народа невероятных усилий, неизмеримо умножило его страдания и жертвы во время войны. Сегодня наше общество не удовлетворено односторонним, упрощенным освещением событий Великой Отечественной войны. В последние годы происходит переосмысление войны.

История не служанка политики, хотя придворные историки были всегда и всегда придавали событиям иной облик, чем на самом деле. Эта процедура совершается разными способами. Например, 150 лет назад Николай I  воздействовал на труд историка Михайловского-Данилевского об Отечественной войне 1812 года «ценными указаниями» и личным участием в редактировании отдельных глав.  Николай I наложил весьма «современную» по духу резолюцию: не следует помещать в труд о войне «все, что могло бы подать повод к пересудам иностранцев». Автор ретиво выполнил директиву и договорился до того, что «ни в одном сражении не мог  Наполеон сдвинуть с места нашей славной армии» и что якобы только «Александру I принадлежала слава сего блистательного похода». Описательство и бахвальство заменяли критический анализ событий 1812 года, что сыграло свою роль в поражении русской армии в Крымской войне. Лишь после этой войны стало ясно, что нельзя так бесцеремонно извращать историю.

Нечто похожее случилось и с исследованием Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Уже шестой десяток лет пошел с тех пор, как отгремел Парад Победы, а правдивой истории Великой Отечественной войны в целом как не было, так и нет до сих пор. Если в первое десятилетие после войны мощным тормозом в ее исследовании был культ личности  Сталина, то  в последующие годы анализу многих событий мешали рецидивы культа, неотмененные запреты на использование источников. Конечно, положение в исторической науке стало меняться после XX съезда КПСС. Была предпринята разработка капитального шеститомного труда «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945». Авторы использовали многочисленные труды  Генштаба: четырехтомные издания «Операции Великой Отечественной войны» и «Военное искусство в Великой Отечественной войне»,  а также "Стратегический  очерк Великой Отечественной  войны".  Но никто из коллектива редакции шеститомника, возглавлявшейся П.Н.Поспеловым,  не обратился за помощью  к маршалам Г.К.Жукову и А.М.Василевскому.

Особенно трусливо вели себя редакторы некоторых томов, когда требовалось упомянуть имя Жукова. Они боялись нелепо наклеенного на него ярлыка «бонапартист». Так, в первом томе Г.К.Жуков в качестве советского начальника  Генерального штаба не упомянут ни разу, зато немецкий начальник Генштаба Ф.Гальдер фигурирует 12 раз. Более чем сдержанное отношение к Жукову наблюдается и в других томах. Зато в третьем томе член Военного совета Н.С.Хрущев упоминался 41 раз! Отмечая конъюнктурные «переборы» и упущения в шеститомнике, следует сказать, что этот труд все же явился шагом вперед в исторических исследованиях о войне. Он оказал благотворное влияние на историческую науку. Особенно сильный удар был нанесен по тем концепциям, в которых все успехи советского народа приписывались «мудрому руководству» Сталина и в которых он превозносился как «величайший полководец всех времен и народов».

12-томная «История второй мировой войны 1939-1945гг.» - это шаг назад в исторической науке. Если БАМ называют «самым длинным памятником эпохи застоя», то это самый многотомный памятник той же эпохи. Брежневу, а особенно Суслову и его подпевалам, хотелось как можно быстрее реанимировать Сталина, не привлекая к этому «таинству» внимания широкой общественности. Считалось, что лучшим способом реанимации является издание под новым наименованием капитального труда о войне, в котором и надо произвести необходимые «хирургические операции» с научными концепциями.

Еще осенью 1965 года в «Правде» выступил со статьей С.П.Трапезников, затем - еще три историка из той же, к сожалению, неисчезающей когорты «чего изволите?». Они объявили, что никакого  культа  личности Сталина не было, что это понятие научно несостоятельное и отдает «субъективизмом».

Наследники Сталина не  были  бы его верными учениками, если бы не действовали бы с помощью  страха. Историкам памятен разгром  книги А.Некрича «22 июня 1941». Исследованию причин наших поражений был положен конец. Услужливые горе-историки извратили историю войны и особенно предвоенной политики Сталина.

Начало

В начале войны Красная Армия, потерпев поражение, вынуждена была отступать в глубь страны,  неся тяжелые потери. Сталин объяснял это фактором внезапности нападения Германии. В каком смысле можно считать нападение внезапным? С сентября 1940 г. стали поступать (из Англии, Швеции, Японии и других стран) данные о планах Гитлера и подготовке Германии к войне против СССР. Разведуправление Генерального штаба РККА своевременно вскрыло  политические  планы и стратегические замыслы гитлеровской Германии и доложило о них военно-политическому руководству СССР. О реакции руководства страны на данные военной разведки свидетельствует заявление ТАСС от 14 июня 1941 г., в котором говорилось: «Слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными...». Даже самые последние предвоенные дни реакция правительства на донесения военной разведки была негативной. На донесение военного атташе во Франции от 21 июня 1941 г., что нападения следует ожидать 22 июня, имеется резолюция Сталина: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его». Столь же категоричной была и резолюция Берии на документе, датированная 21 июня 1941 г.: «Секретных сотрудников "Ястреба", "Кармен", "Верного" за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль... Остальных строго предупредить».

«Внезапность» нападения Германии повергла в шок советское руководство. В первые дни войны Сталин находился, по оценке адмирала И.С. Исакова, в состоянии, близком к прострации. Гибли целые армии, а он уединился на даче в Кунцево. А.И.Микоян рассказывал, что 22 июня Сталин наотрез отказался выступить по радио с обращением к стране, ибо «не знал, что сказать народу». Нечто подобное повторилось со Сталиным и в октябре-ноябре 1941 г., когда у него, по свидетельству Жукова и Микояна, возникло решение о сдаче Москвы и зондировании отношений с Германией. Гитлер, по словам тогдашнего посла Болгарии в СССР Стотенова, отказался от переговоров, надеясь, что Москва вот-вот падет.

Таким образом, «внезапность» нападения Германии в первую очередь можно объяснить политической близорукостью Сталина и его окружения.

Поражения 1941-1942 годов привели к безвозвратной потере значительной части кадровой армии вместе с большим количеством  вооружения, оккупации противником громадной территории с основ-ными центрами оборонной промышленности. В приказе НКО от 23 февраля 1942 года причины такой катастрофы Сталин свел к внезапности нападения.

Однако в том же приказе он назвал этот фактор «привходящим» и уже «исчезнувшим». В действительности к февралю 1942 года фактор внезапности отнюдь не был «израсходован полностью», как утверждал Сталин. Его вредные последствия будут действовать даже после 1945 года. Кроме того, «великий полководец» еще не раз столкнется с этим фактором - от летнего (1942) наступления вермахта до его непредвиденного сопротивления на Зееловских высотах под Берлином.

Следует заметить, что военная наука издавна относила к важнейшим факторам войны время. Внезапность же как раз и лишает противника преимуществ этого фактора и тем самым чрезвычайно ослабляет его. Характерно, что впоследствии Сталин в свои пять «постоянно действующих факторов победы» не включил не только время, но и пространство. Может быть, именно потому, что о них невыгодно было вспоминать: он отдал их противнику.

Да, нападение было внезапным, но в каком смысле? Информацией о намерениях противника располагали очень многие - от Сталина до красноармейцев приграничных округов. Правда, ей не разрешали верить, ее распространение каралось. Во всяком случае, нападение было той неожиданностью, которую ожидали. Внезапность скорее состояла в том, что наши войска не были приведены в боевую готовность. Сталин запретил элементарно необходимые мероприятия, предусмотренные уставами, Берия жестко контролировал этот запрет.

Внезапным для командования и армии было и возникновение на центральном направлении многократного превосходства  противника. Кто ответственен за внезапность, а следовательно, и за первые слагаемые цены будущей победы? «Вероломный враг», «благодушные и беспечные» бойцы, «перепуганные интеллигентики», как утверждал Сталин? Внезапность обусловливают не только профессионализм и вероломство агрессора, но и беспечность объекта агрессии.

Еще в начале ХХ века было аксиомой: войны империалистами не объявляются, а начинаются внезапно. Эта мысль в 30-е годы была отражена в советских армейских уставах, получила разработку в трудах ученых, в том числе и на опыте вермахта 1939-1941 годов. За внезапность ответственны прежде всего «вождь» и его приближенные: армия не была приведена в боевую готовность по прямой вине Сталина, Молотова, Тимошенко. Несут определенную долю ответственности Генштаб и командования западных округов, не использовавшие имевшиеся возможности (за исключением флота).

Да, противник был лучше подготовлен. Но не потому, что некие «агрессивные нации», как пытался доказать Сталин в 1945 году, всегда лучше подготовлены к войне, чем «миролюбивые нации». Подобные экскурсы в теорию несостоятельны, ибо дело тут не в свойствах наций, а в уровне их руководства, способности к трезвой самооценке. А в этом плане и противник оказался не на высоте. Специалисты из ФРГ доказали, что, планируя нападение на СССР, вермахт абсолютизировал опыт своих «походов» 1939-1941 годов и переоценил свои силы. Это явилось главной причиной краха гитлеровского плана скоротечной войны, а значит, и всей агрессивной программы фашистов. Германия и ее союзники не были способны вести длительную войну против СССР и его союзников. Иными словами, вермахт имел немалый опыт, но не сумел им воспользоваться.

Нечто похожее  произошло и в обезглавленной Красной Армии. Советские мемуаристы, в частности Василевский, свидетельствовали, что у нас не сумели учесть даже опыт войны в Испании, в которой принимали участие советские добровольцы. Все обобщения наиболее прозорливых военных деятелей, подвергшихся репрессиям, объявлялись «враждебными». Так распорядились с наследием Тухачевского, с обобщенным в Красной Армии опытом ведения партизанских действий.  Летом 1941 года советским патриотам в тылу врага пришлось начинать борьбу, почти не имея четких представлений о ее особенностях. Иными словами, неумение или нежелание Сталина и его советников максимально использовать и свой, и чужой опыт способствовали неудачам, многократно умножали цену успеха.

Восточный поход вермахта вовсе не опирался с самого начала на военно-экономический потенциал всех стран, захваченных Германией или зависимых от нее, как это часто у нас подчеркивают. Подобное утверждение фактически смыкается с фашистскими мифами о «непревзойденной силе  германского оружия», о Красной Армии как «колоссе на глиняных ногах», «крестовом походе Европы против большевизма». Вермахт  в июне 1941 года лишь в незначительной мере, использовал ресурсы этих стран:  западногерманские ученые Г.Амброзиус и В. Хуббард показали, что «полный охват и эффективное использование всех ресурсов были осуществлены лишь во второй фазе войны, начиная с 1942 года, когда стратегия скоротечных войн уже не функционировала и экономика должна была быть перестроена на длительную войну». Когда же Германия привлекла большую часть этих ресурсов, она уже стала безнадежно отставать в военно-экономическом отношении от СССР. Гитлер так и не смог «абсолютно все подчинить войне», как утверждают некоторые наши военные историки. Сказывались и особенности капиталистической экономики того времени, действия патриотов-антифашистов, опасения германских властей за свои тылы. Повторяя версию о военно-техническом превосходстве вермахта 22 июня, ряд наших историков приводит общее число немецких танков и самолетов, а со стороны Красной Армии - число машин только новейших образцов. Между тем с января 1939 года до начала войны наша промышленность  поставила армии около 18 тысяч боевых самолетов, свыше 7 тысяч танков различных - новых и не новых конструкции. Техника не новейших образцов, и это показала война, могла быть успешно использована в деле.

По западногерманским данным, по вооружению, броневой защите, проходимости немецкие танки 1941 года не удовлетворяли требованиям,  которые были предъявлены к ним на Востоке. Это относится. не только к танкам и не только к немецким, но и трофейным. В томе 4-м официозного 10-томника «Германская империя и вторая мировая война», изданного в ФРГ,  показано: вся трофейная техника, за исключением части французского автотранспорта и чешских танков, использовалась вермахтом в учебных, охранных и иных целях вне восточного фронта. «...Решение  напасть на СССР не было обеспечено достаточно энергичными мерами в области вооружения», - подчеркивается в этом издании. «Его производство не было соотнесено с потенциалом противника, поскольку немецкое руководство исходило из того, что сможет уничтожить военный потенциал Советского Союза в течение нескольких недель имеющимися средствами...» 22 июня 1941 года дивизии вермахта с лучшим оснащением были сосредоточены лишь вокруг танковых групп, в то время как в брешах и на флангах использовались в основном дивизии маломощные и малоподвижные.

В целом восточная армия вермахта производила впечатление лоскутного одеяла. Это не отвечает высказывавшемуся в послевоенной литературе суждению о том, что Гитлер с помощью маневренной экономики скоротечной войны и ограбления оккупированных территорий смог мобилизовать против СССР мощную, однородно оснащенную армию.

В застойные годы ряд историков и мемуаристов муссировали тезис: «история отвела нам мало времени». Внешне сакраментальный, он скрывает  еще одну неправду. СССР 22 июня 1941 года далеко не исчерпал свои возможности для укрепления обороны. Уже к концу 1942 года его индустрия догнала промышленность Германии, хотя и находилась в несравненно более тяжелых, чем до войны, условиях, а в 1943 году перегнала ее и по количеству, и качеству оружия. И это при том, что лучшие специалисты оборонной промышленности были репрессированы, а предвоенная работа отличалась настроениями самоуспокоенности и фактами головотяпства.

Потери

К концу войны благодаря титаническим усилиям всей страны Красная Армия превзошла противника в профессиональном отношении, однако зачастую использовала далекую от профессионализма своеобразную методологию:  «победа любой ценоз». «Мы за ценой не постоим» - отнюдь не песенный образ.  Это способ действия Сталина и многих его подчиненных. Известно его постоянное требование не  останавливаться ни перед какими жертвами. Наиболее одиозный характер носят приказы 270 (1941 года) и 227 (1942 года).

Первый из  них объявлял "предателями" всех военнослужащих Красной Армии, попавших в плен. Подвергались преследованиям и семьи оказавшихся в плену командиров. Такой приказ, по сути, компрометировал Советское государство, он противоречил международному праву, в частности принципу презумпции невиновности. Не отрицая отдельных актов преднамеренного перехода на сторону врага, необходимо подчеркнуть, что подавляющее большинство людей попали в плен по вине командования. Оно, а не эти люди, честно выполнявшие свой долг, и должно было нести ответственность. Сложившаяся по вине Сталина практика относительно этих людей, в том числе лишение их льгот участников войны, противоправна, поскольку понятия «оказаться в плену» и «сдаться в плен» далеко не тождественны.

Как реакцию Сталина на поражения под Ленинградом, в Крыму, под Харьковом (вследствие его же просчетов) нужно рассматривать и жестокий приказ 227. Пропаганда назвала этот приказ «Ни шагу назад!», но с таким содержанием и до этого издавалось немало распоряжений. Вновь оправдывая себя, Сталин на этот раз обвинил, по существу, всех командиров и бойцов в «недисциплинированности», хотя громадное их большинство проявило мужество и преданность Советской Родине. Сталин в этом приказе открыто заявил, что он, по примеру Гитлера, спасавшего свой фронт от развала зимой 1941/42 года, вводит штрафные батальоны и заградительные отряды. И в военном отношении приказ был ущербным. Он воспрещал любой отход, в том числе и оправданный интересами маневренной войны, что вело к новым безрассудным потерям.

Как это ни парадоксально, о побежденном противнике мы знаем больше, чем о победителе. В уникальном двухтомнике В.Дашичева «Банкротство стратегии германского фашизма» приведены многочисленные источники по стратегии врага, включая и цифры потерь вермахта в войне, подсчитанные с точностью чуть ли не до последнего солдата. Подобного свода документов с нашей стороны нет до сих пор. О наших потерях мы точно сказать не можем.

Но главное - пока не определена полностью цена победы, историю войны нельзя считать исследованной. Во всем комплексе вопросов здесь неизбежно выделяется ответственность за неисчислимые жертвы. Именно нежелание раскрывать это и обусловило во многом  фальсификацию военной истории.

В умах советских людей мысль о том, какой же  ценой досталась победа, возникла давно. Еще 25 июня 1945 года, на другой день после парада на Красной площади, А. Довженко, например, с горечью отмечал в своем дневнике: в «торжественной и грозной речи» маршала Жукова «не было ни паузы, ни траурного марша, ни молчания». Как будто эти «тридцать, если не сорок миллионов жертв и героев совсем не жили. Перед великой их памятью, перед кровью и муками не встала площадь на колени, не задумалась, не вздохнула, не сняла шапки».

Нельзя сказать, что в период войны у нас совсем не упоминали о павших. Приказы содержали фразу «вечная слава героям...», однако число их тщательно обходили молчанием, фарисейски сообщая только о колоссальных потерях немцев. Уже 3 июля 1941 года «великий стратег» объявил о разгроме «лучших дивизий врага», а 6 ноября, совсем утратив чувство меры, утверждал, что Германия истекает кровью, потеряв 4,5 миллиона солдат и офицеров. По окончании войны Наркомат обороны СССР нарушил нравственную традицию цивилизованных народов, требовавшую опубликования поименных списков погибших и пленных. Первоначально упоминалось о 7 миллионах погибших.  Хрущев назвал иное число: 20 миллионов. Интересно, что впервые эта цифра возникла у Джона Кеннеди в разговоре с Хрущевым, тот согласился... Брежнев в 1965 году говорил: «более 20 миллионов». В действительности наши потери куда больше. В 1940 г. население СССР составляло 194 миллиона человек, в начале 1946г. - 167 миллионов. Разница в 27 миллионов, не считая среднегодового, пусть ослабленного прироста.

А что историки? Они бездумно повторяли эти цифры. В некоторых разделах 12-томной истории второй мировой войны приведены разрозненные сведения о потерях Красной Армии, например, в операциях за рубежом. Однако до сих пор неизвестны точное число погибших военнослужащих, включая пленных, распределение боевых потерь по периодам войны, видам вооруженных сил, фронтам, армиям, операциям, соотношение потерь двух враждебных коалиций. По-прежнему можно встретить примитивные  попытки выдать общие потери восточного фронта вермахта за количество одних лишь убитых,  сопоставления потерь только Красной Армии с общими потерями вермахта и его союзников. В последние годы, когда отдельные ученые начали углубленное изучение проблемы,  речь пошла уже о 27 миллионах погибших граждан СССР. Однако и эту цифру, думается, нельзя считать окончательной.

Число погибших наших военнослужащих, по разным данным колеблется от 8 до 14,  даже до 22 миллионов.  Восточный же фронт вермахта, по данным историков ГДР и СССР, потерял 2,8 миллиона. Соотношение этих потерь составит не один к одному, как до сих пор считают некоторые авторы, а по меньшей мере три - пять к одному. В правомерности сопоставления жертв двух  армий, наиболее  активных участников враждебных коалиции, едва ли можно сомневаться.

Громадны и материальные затраты СССР. Их изучение также далеко от совершенства. Весьма важные вопросы даже не поставлены. Скажем, насколько  целесообразным  и  эффективным  оказалось экономическое обеспечение обороны до начала войны, во что обошлись отступление армии до Ленинграда, Москвы, Сталинграда, Ставрополя, перебазирование производительных сил в безопасные районы и другое. Не осуществлен и сравнительный анализ материальных потерь государств,  участвовавших в войне.

Не изжиты пока и известные по военным временам представления: «какая война без жертв», «война спишет все», «победителей не судят». И хотя сегодня уже трудно кого-либо убедить в том,  будто не было грубых просчетов руководства СССР накануне и в ходе войны, неоправданных потерь, мы нередко все еще пытаемся объединить добро и зло в ее истории под высокими словами «героическое и трагическое».

В застойные годы некоторые военные историки приняли концепцию «объективных» (главных) и «субъективных» (второстепенных) причин поражения Красной Армии. Однако, при внимательном рассмотрении, СССР отнюдь не был обречен на жестокие поражения 1941-1942 годов и безмерные потери.

Перелом

Основные черты, свойственные сталинизму и нашедшие свое наиболее яркое проявление во время войны, - некомпетентность, жестокость, бюрократизм. Еще на XX съезде КПСС было со всей определенностью сказано: «Единовластие Сталина привело к особо тяжким последствиям в ходе Великой Отечественной войны». Однако и до сих пор некоторые пытаются опровергнуть эту мысль, утверждая, что Сталин, его окружение во время войны умерили свою жестокость, смягчили командно-репрессивную систему, что после Сталинградской битвы Сталин будто бы овладел полководческим искусством. Но Сталин не был полководцем, тем более «великим». В условиях самовластия он взял на себя руководство войной, не имея для этого даже удовлетворительной профессиональной подготовки. Сталин занял в 1941 году все мыслимые должности в Государственном Комитете Обороны, ЦК ВКП(б), Совнаркоме СССР, Наркомате обороны и др. Волею судеб ставший военно-политическим руководителем одной из крупнейших держав мира, Сталин не обладал такими необходимыми качествами, как специальные знания, общая культура и научная интуиция, глубокий и гибкий подход к решению возникающих проблем, умение выбрать главную из них. Некомпетентность Сталина и многих его приближенных оказывалась особенно пагубной при ничем не ограниченной власти «вождя», сверхжесткой централизации, его стремлении взять все на себя - от обороны какой-нибудь высотки до конструкции пистолета-пулемета, а также из-за скованности инициативы других руководителей, из страха перед диктатором.

Осенью 1942 года произошел перелом в методах стратегического руководства. Сталин назначил своим заместителем Жукова. А Жуков в конце 1942 года был уже иным военачальником, чем летом 1941-го. Он теперь не смотрел на Сталина как на воплощение мудрости. Обогатившись опытом войны и зная подлинные военные «способности» Сталина, Жуков оказал сильное влияние на выработку решений и подготовку контрнаступления под Сталинградом.

19 ноября 1942 года наши войска превосходящими силами перешли в контрнаступление севернее и южнее Сталинграда, прорвали линию фронта на участке румынских войск, за пять дней окружили 6-ю армию. Командующий ею генерал Паулюс тотчас же попросил у Гитлера свободы действий, чтобы пробиться со своей армией из котла, но тот отклонил эту просьбу, твердо заверив, что своевременно деблокирует ее, а до тех пор будет снабжать при помощи люфтваффе; последнее же было делом Геринга, который легкомысленно поручился, что обеспечит снабжение окруженных соединений по воздуху. Главным для Гитлера, как он заявлял, был прежде всего «фанатический принцип» - удержать Сталинград во что бы то ни стало, ибо сдать его означало потерять всю технику и город навсегда. А этого он не хотел и не мог сделать хотя бы уже из соображений собственного престижа!

В послевоенное время публицисты неоднократно и крайне резко критиковали Паулюса за то, что тот в первые дни ноября не предпринял прорыва на собственную ответственность, чтобы спасти 6-ю армию. Сколь мало они учитывают тогдашнее положение: ведь вера германских войск в свои силы еще не была утеряна и до тех пор высшее командование всегда справлялось со всеми кризисами! «Мне тогда совсем не приходила в голову революционная мысль о том, чтобы сознательно вызвать поражение и тем самым привести к падению Гитлера и нацистского режима как препятствия для окончания войны» - признавался позднее Паулюс.

Так и сражалась армия Паулюса, заняв круговую оборону и надеясь на деблокаду извне и на снабжение по воздуху! Между тем 19 и 22 декабря 1942 года теоретически еще имелась последняя возможность для командующего 6-й армией вопреки полученным указаниям решиться на прорыв. Но Паулюс, воспитанный в духе германского военного мышления и повиновения, не захотел действовать без приказа вышестоящего командования и продолжал держаться в котле. В конце января 1943 года 6-я армия была вынуждена капитулировать.

Паулюс, только что ставший фельмаршалом, сдался в плен. Из 91 тыс. немецких солдат, попавших в плен, впоследствии вернулись лишь 6 тыс. Геббельс объявил в стране траур на три дня.

Победа

С полным основанием мы пишем о прогрессивном воздействии